«««*м7f(r4ejtotut& сердцаБИнституте истории Академии наук СССР в отделе рукописных фондов хранится вместе с другими документами Великой Отечественной войны небольшая, пожелтевшая от времени листовка. «Прочти и передай другому», — написано сверху, и кажется, что на этом кусочке бумаги еще не изгладились следы жестких солдатских пальцев. Двадцать лет назад листовка переходила из рук в руки в осажденном фашистскими полчищами Ленинграде. Она рассказывала защитникам города о комсомольце Стасюке, их боевом товарище. Чем же отличился Стасюк, чем прославился? Он не был знаменитым снайпером или истребителем танков, не полз с гранатой к вражескому доту, не поднимал цепи бойцов в дерзкую атаку... Вышло так, что у этого скромного парня с Житомирщины в военную страду осталась его прежняя, «гражданская» профессия: как и до войны, он был шофером, водителем грузовика. Однако то, что он сделал для победы Родины, по праву назвали подвигом. Я перечитываю листовку о ленинградском фронтовом шофере, и перед глазами вновь встает скованная льдом, запорошенная снегом зимняя Ладога. Через неширокий залив в южной части великого русского озера, именуемый Шлиссельбургской губой, пролегла легендарная ныне «Дорога жизни»... От станции Кабона на восточном берегу до Осиновца на западном по прямой каких-нибудь три десятка километров. Но существовала ли во всем мире другая автотрасса, которая имела тогда такое значение, как эта! Сколько гитлеровских дальнобойных батарей исступленно вели огонь по этим тридцати километрам озерного льда! Сколько фашистских эскадрилий изо дня в день бомбили единственный путь, связывавший блокадный город с тылом, со всей страной. Ледовая трасса действовала несмотря ни на что. И среди шоферов «Дороги жизни» был рядовой Стасюк. Как знать, не в кабину ли его грузовика посадил и меня студеной ночью дежурный по КПП на восточном берегу? Помню морозный туман над озером и мутную луну. Где-то у Шлиссельбурга ухали орудия. А на трассе выдался затишный час, и машины со снарядами, с топливом, с хлебом прорывались к Ленинграду сплошным потоком. Всю дорогу водитель был предельно сосредоточен и насторожен. По тому, как он сидел, как держал «баранку», чувствовалось, что человек каждую секунду готов ко всему. Пока мы ехали по льду, он не проронил ни слова. Лишь заQ тормозив у будки западного, «ленинградского» КПП, сдвинул к затылку шапку, вытер рукавом взмокший на морозе лоб и сказал, будто оправдываясь: — Умаялся что-то. Четвертый рейс подряд... А такой спокойный один этот. Вам повезло... В тот раз мы проскочили Ладогу на редкость удачно. Такими удачами «Дорога жизни» не баловала своих шоферовгероев. Как живо напомнила их, суровых и собранных, старая листовка о незнакомом Стасюке! Текст фронтовых листовок лаконичен, краток. Из этой вот не узнать и имени водителя. Названа лишь фамилия — Стасюк. Но разве это мешает его представить, если тут сообщается про него кое-что более важное! Например, то, что он в течение многих недель пересекал ладожский лед до шести раз в сутки туда и обратно. Пересекал в метель и пургу, когда путь преграждали заносы. Пересекал в распутицу, когда поверх льда стояла вода, но доставить в осажденный город очередные грузы нужно было во что бы то ни стало. А кто считал, сколько раз застигали его на трассе бомбежки, обстрелы! Из листовки лишь известно, что в «газик» Стасюка попадали и осколки, и пули с пикировавших на машину самолётов. И каждая пуля угрожала превратить грузовик в пылающий факел: чаще всего он перевозил бочки с горючим. Все это было, разумеется, не у него одного. Листовку же посвятили именно Стасюку после того, как с ним произошел уже не совсем обычный случай. Тогда уже наступило лето. Ладожская трасса из ледовой сделалась водной, и ее обслуживали озерные суда. А Стасюк на своем видавшем виды «газике» стал подвозить боеприпасы кораблям Балтийского флота. На этой трассе под колесами была твердая земля, но зато приходилось еще чаще попадать под обстрел. Однажды фашистский снаряд разорвался возле самого причала как раз в тот момент, когда Стасюк подкатил к барже, на которую надо было выгружать боеприпасы. От осколков, разлетевшихся вокруг, одновременно загорелись и кузов машины, И ящик на палубе баржи, привезенный раньше. А на причале — ни души. «Стасюк понял: минута растерянности — и взрыв неизбежен!» — говорится в листовке. Водитель, вероятно, понимал и то, что взрыв может произойти раньше, чем он успеет чтото сделать. Поблизости было надежное укрытие... Но шофер бросился на баржу, где пламя, охватившее ящик, уже лизало лежавшие в нем снаряды. В руках у Стасюка было выхваченное из машины небольшое шоферское ведерко. Велик ли от него прок в такой обстановке? Но нет! Если действовать хладнокровно и не терять даром ни секунды, может выручить и такой «инвентарь». Стасюк успел залить огонь на готовом взорваться ящике. А в следующее мгновение был уже у горящей машины и начал тушить пожар здесь. Храбрым и самоотверженным удается то, что иному покажется вообще невозможным. Водитель очутился один между двумя очагами пожара, каждый из которых угрожал взрывом страшной силы. Однако и снаряды в кузове не взорвались, как не взорвался ящик на барже. Уцелела и машина. Сбив пламя, шофер своим ходом вывел ее из-под продолжавшегося обстрела. Сам он получил, понятно, ожоги, но из строя не вышел. А спас многое — боеприпасы, баржу, причал... Как же все-таки вышел солдат победителем из такой схватки, подобной тяжелому неравному бою? Простой и ясный ответ дает все та же листовка: «Ни малейшего страха, ни малейшей растерянности не проявил комсомолец Стасюк в эти минуты. Выполнение приказа, выполнение боевого долга было для него важнее, дороже жизни». Прочтешь эти строки, и обязательно представится другой знаменательный день в жизни рядового Стасюка. Не знаю, гле и когда точно это было, но было так. Вышел молодой солдат из строя с оружием в руках, поособому подтянутый и гордый, повернулся лицом к своим товарищам, к реящему над их рядами Знамени части и, волнуясь, произнес торжественные слова Военной присяги — священную клятву советского воина социалистической Отчизне. Он поклялся ей быть честным и храбрым, дисциплинированным и бдительным, быть до последнего дыхания преданным своему народу, Советской Родине, Советскому правительству. Поклялся защищать свое Отечество от врагов мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни... Нельзя не вспомнить этот день, когда речь идет о воинской доблести советского солдата. Ведь все, что мы знаем о рядовом Стасюке, — это пример верности Военной присяге, клятве защитника Родины. «Защита отечества, служба в Советских Вооруженных Силах — высокая и почетная обязанность советского гражданина». Так записано в Программе нашей партии, принятой XXII съездом КПСС. Нет миссии более ответственной, чем та, которую наша Родина возлагает на своих сыновей, надевающих солдатские или матросские шинели и берущих в руки оружие для того, чтобы охранять завоевания Великого Октября, строительство коммунизма. С тех пор, как отгремела вторая мировая война, в военном деле произошла подлинная техническая революция. Появились новые боевые средства невиданной мощи — атомное и термоядерное оружие, ракеты. Советские Вооруженные Силы располагают самой могучей, самой совершенной современной техникой, позволяющей разгромить любого врага, который посмел бы на нас напасть. Но и при такой технике исход боя решает не она сама по себе, а управляющий ею человек. Теперь, при возросших возможностях оружия, еще больше значат самоотверженные и умелые действия каждого воина на своем посту, его мужество и стойкость, его готовность в любых условиях до конца выполнить свой долг. И, сознавая это, мы вновь и вновь обращаемся мыслями к героическому прошлому, когда советские люди совершали несчетные подвиги, защищая свободу и независимость нашей Отчизны.боеприпасы и подкрепления, а обратными рейсами эвакуировали в тыл раненых. С ранеными на борту шел катер к левому берегу ив тот раз. На середине реки он попал под интенсивный артиллерийский обстрел. Один из снарядов пробил броню рубки, где Ус стоял у своего штурвала. Рулевой был серьезно ранен осколками в ногу ив голову. По приказанию командира, который встал к штурвалу сам, матрос спустился через люк в кубрик, и товарищ сделал ему первую перевязку. А затем был ранен и командир. Потеряв много крови, он лишился сознания. Неуправляемый катер понесло, закрутило течением... Виктор Ус, лежавший внизу на койке, сразу почувствовал это и потребовал, чтобы ему помогли подняться в рубку. Рулевой мог стоять лишь на одной ноге, от слабости и боли у него кружилась голова. Чтобы удержать в руках штурвал, нужно было неимоверное напряжение воли. Но Виктор знал: вести катер больше некому. И истекающий кровью рулевой, который теперь фактически оказался и командиром, довел его до левого берега. Это было в ноябре сорок второго года. А ровно год спустя тот же бронекатер, отремонтированный после волжских боев, доставлял через Керченский пролив снабжение высаженному на крымскую землю десанту. И Виктор Ус, вернувшийся из госпиталя, по-прежнему стоял у штурвала. Все рейсы и здесь совершались под жестоким вражеским огнем. Один рейс стал для катера последним: получив большие пробоины, он затонул уже вблизи крымского берега, на неглубоком месте. Рулевому тогда повезло: при гибели корабля он остался невредим. Виктор надеялся, что цел и затонувший вместе с катером драгоценный для десантников груз — сорок запаянных ящиков с боеприпасами. А раз так, то он решил, что его прямой долг добыть эти ящики из-под воды. И матрос начал нырять в ледяную воду. Он делал это без чьих-либо приказаний, движимый сознанием своей ответственности за то, чтобы сражающиеся на берегу товарищи скорее получили патроны. Ус нырял ровно сорок раз. Он весь посинел, почти почернел от холода, но не успокоился, пока не поднял ящики все до одного. Совершая богатырский подвиг, этот моряк считал, что он лишь честно выполняет Военную присягу. И был несказанно удивлен, узнав, как оценила его подвиг Родина: Президиум Верховного Совета СССР удостоил Виктора Уса звания Героя Советского Союза. ...Придет день, когда и ты, сегодняшний молодой шофер, тракторист или комбайнер, встанешь в ряды защитников своей социалистической Отчизны и дашь священную клятву советского воина. И ты будешь выполнять ее так же честно и доблестно, как выполняли герои войны, — ведь ты наследник их славы, продолжатель их традиций, переходящих от поколения к поколению! А те высокие моральные качества, которых требует присяга от воина, ты должен приобретать и приобретаешь уже теперь, еще не начав свою армейскую или флотскую службу. Разве не понадобились тебе мужество, выдержка, стойкость в трудных рейсах по таежным или горным трактам? Разве не звучало для тебя как боевой приказ, мобилизующий все твои силы, задание доставить груз на ударную стройку или в срок вывезти с полей урожай? В нашей стране героика ратных подвигов неотделима от героики мирного труда, как неотделима от всего народа сама Советская Армия, выпестованная и руководимая ленинской партией. Н. ЛАНИН,Рисунки ;. Селезнева-'TLIU. ,^|&*капитан I ранга.Мне хочется рассказать, как выполнял Военную присягу еще один боец Великой Отечественной войны. Он был матросом. Но его специальность сродни профессии шофера Стасюка: тот водил грузовую автомашину, а Виктор Ус — речной бронекатер, на котором служил рулевым. Гвардейское подразделение таких катеров прошло огромный боевой путь, закончившийся в центре Европы — в верховьях Дуная. Однако встретиться с Виктором Усом мне довелось гораздо раньше, и то, о чем я расскажу, происходило на Волге ив Керченском проливе. В самые трудные дни обороны волжской твердыни, когда солдаты славной 62-й армии удерживали на правом берегу изолированные один от другого плацдармы, а на реке начинался ледостав, бронекатера были почти единственным средством сообщения с левым берегом. Они перевозили оттуда