С1ИСИЕ0, ТО ШИШ!ыло часа ночи, когда Владимир Б Ильичдва Надежда Константиновна пои прощались с рабочими и работницами «Айваза», «Феникса» и «Нового Лесснера», с которыми они встречали Новый, 1918-й год. А рано утром Ленин уже поднялся. В гулком и совсем еще пустынном коридоре Смольного повстречался ему член коллегии по военным делам неугомонный Подвойский и напомнил, что сегодня проводы сводного отряда на Западный фронт. Ленин обещал приехать. Рабочий день 1 января 1918 года у председателя Совнаркома был, как обычно, уплотнен до предела. Были здесь и заседания, и прием дипломатического корпуса, и выступление в Михайловском манеже на митинге отправлявшихся на фронт защитников молодой Советской республики. Среди многих сотен людей, пришедших в Михайловский манеж, чтобы увидеть и услышать Ленина, был один, кто очень точно и хорошо рассказал нам об этом вечере. Его звали Альберт Рис Вильяме. Он приехал в Россию из Америки, был свидетелем взятия Зимнего, слышал залп «Авроры», речи Ленина. Верный друг новой России, он вспоминал: «Колеблющееся пламя факелов освещало огромное помещение, делая длинные ряды броневиков похожими на каких-то допотопных чудовищ. Вся большая арена и стоявшие на ней бронеавтомобили были усеяны темными фигурами новобранцев, плохо вооруженных, но сильных своим революционным пылом... Громкие крики возвестили о прибытии Ленина. Он поднялся на один из бронеавтомобилей и начал говорить. В полумраке слушавшие его люди вытягивали шеи и жадно ловили каждое слово. После окончания выступления раздались бурные аплодисменты». Довольно далеко от броневика, с которого выступал Ильич, стоял у своей машины «Делане-Бельвиль» номер 46-47 солдат 1-й автороты Тарас Гороховик, прикомандированный к базе Смольного. Как и все, он жадно слушал Ленина. Подошедший к нему Николай Ильич Подвойский негромко сказал: — После митинга повезете товарища Ленина. Куда — он скажет. Час был непоздний, но о жизни на холодных и пустынных улицах свидетельствовал лишь тусклый свет, еле пробивавшийся из окон. Ни неба, ни мостовой — все покрыла белесая, плотная мгла. — В Смольный, пожалуйста, —i услышал Гороховик знакомый голос Ленина. Владимир Ильич устало откинулся на спинку сиденья. Рядом с ним сел незнакомый Гороховику высокий человек, а впереди, ближе к шоферу, Мария ИльиничнаСвет фар ложился на сугробы, и нигде, казалось, не найти было проезжей колеи. Но Гороховик хорошо знал дорогу и скорее угадывал, нежели видел, где лучше проехать. — Если бы такой туман на Волге в-эту пору, мама сказала бы — быть раннему и долгому лету, — услышал знакомый голос Гороховик из глубины автомобиля. Горбатится белый от снежной пыли мост через Фонтанку. Безлюдно и тихо вокруг. Только ветер с шумом гонит по сугробам звонкие, как жесть, клочья бумаги, сорванные с афишных тумб. Снег слежался, кучи застыли, как каменные, — где там их расшевелить лопатой! Навстречу, с моста, медленно съезжали извозчичьи сани. Гороховик посигналил. Мелодичный и мягкий звук казался в тишине неестественно громким. А в глубине машины незнакомый шоферу человек, которого Ленин заботливо усаживал в манеже, что-то без устали весело рассказывал спутникам. Гороховик не слышал что — мешала стеклянная, почти сплошная, перегородка, отделявшая водителя от пассажиров машины, но если бы и слышал, все равно не понял — незнакомец говорил не по-русски. Это был Платтен, о котором Ильич сказал: «Друг рабочих и враг капиталистов всех стран». Фриц Платтен, тот самый мужественный швейцарец, который от Цюриха до самой русской границы сопровождал Ленина в апреле 1917 года. Милюков не пустил тогда в Россию швейцарского коммуниста. А сегодня, после долгих злоключений, он приехал наконец. Мария Ильинична прямо- с вокзала привезла его в Михайловский манеж. Оживленный голос незнакомца вдруг умолк, и после паузы, которая длилась миг, Платтен тревожно вскрикнул. Один за другим сзади раздались короткие и сухие хлопки. Гороховик вздрогнул от неожиданности. «Стреляют», — мгновенно решил он. Остро брызнуло в лицо разбитое пулей переднее стекло, ударило морозным воздухом. Гороховик не почувствовал боли, только показалось, что теплые капельки пота сползают за воротник солдатской гимнастерки. От напряжения слезились глаза — только бы не въехать в сугроб. Он не терял ни секунды и гнал, гнал вперед, непостижимо объезжая снежные завалы. — Откликнитесь1 — крикнул шофер. Но в ответ только яростный рев мотора. Гороховик мчал уже по Пантелеймоновской, ничего, кажется, не видя перед собой, но если бы ему нужно было промчаться еще столько же по таким же сугробам, он все равно увел бы свой «Делане-Бельвиль» даже с закрытыми глазами. Теперь, резко свернув и не сбавляя скорости, он въехал в переулок. Сюда, в бездонную тишину узкой улочки, уже не доносились выстрелы. «Проскочил», — стучало в висках. Что же происходило в это время в машине? Мария Ильинична досказала то, чего не знал Тарас Гороховик, сидя за рулем. «Стреляют», — сказала я. Это подтвердил и Платтен, который первым долгом схватил голову Владимира Ильича (они сидели сзади) и отвел ее в сторону, но Ильич принялся уверять нас, что мы ошибаемся и что он не думает, чтобы это была стрельба. После выстрелов шофер ускорил ход, потом, завернув за угол, остановился и, открыв двери автомобиля, спросил: «Все живы?» — «Разве в самом деле стреляли?» — спросил его Ильич. «А то как же, — ответил шофер. — Я думал, никого из вас уже нет. Счастливо отделались. Если бы в шину попали, не уехать бы нам. Да и так ехать-то очень шибко нельзя было — туман, и то уж на риск ехали». Все кругом было действительно бело от густого питерского тумана. «Да, счастливо отделались», — говорили мы, поднимаясь по лестнице в кабинет Ильича». Не только Мария Ильинична отметила в своих воспоминаниях находчивость шофера. Первый наркомзем молодой республики А. Г- Шлихтер писал: «1 января 1918 года, если не ошибаюсь, часов в 6—7 вечера наш деловой муравейник в Смольном облетело страшное известие. Только что стреляли в Ильича, когда он возвращался с митинга. Платтен прикрыл рукой голову Ильича, это и спасло Ленина. Пуля, пробившая кузов автомобиля, пролетела так близко от Ильича, что ранила Платтена в руку, которой он пригибал голову Ильича книзу. К счастью, пуля прошла через стекло, отгораживающее шофера от кареты, не задев шофера. Шофер не растерялся, дал полный газ и быстро вывел автомобиль из сферы продолжавшихся выстрелов вдогонку... Каждому из нас хотелось увидеть Ильича, самому убедиться, что он действительно совсем, совсем не ранен. Но Ильич уже был у себя. И вко ­ ридоре можно было видеть некоторое время только Платтена, который не то шел на перевязку, не то возвращался после перевязки. На другой день Ильич как ни в чем не бывало сидел и работал в своем маленьком кабинетике». Есть еще одна запись о солдате Тарасе Гороховике. Писал о шофере автомобиля 46-47 тот... кто стрелял, тот, кто долго и дьявольски продуманно готовил покушение, тот, кто с оружием гнался за быстро удалявшимся автомобилем. Я держу в руках дневник человека, много дней ходившего по следам Ленина. В карманах его лежали бомба и наган — даже номер револьвера хвастливо указал его владелец в дневнике — 52032. Разборчивый почерк. Добротная бумага гроссбуха в красных и синих полосах для колонок цифр — рублей, копеек. Вместе с научными сотрудниками Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС мы искали ответ: почему автор дневника вел записи в бухгалтерской книге? И нашли. Хозяйкой конспиративной квартиры террористов была владелица бакалейной лавки. В ночь с 21 на 22 января, через три недели после неудавшегося покушения, Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич вместе со10