Н 60-летию Советских Вооруженных СилЗвезда Ивана СеменоваНад террасой зеленого приземистого домика красная звезда. На других домах таких звезд мне видеть не приходилось. О хозяине дома Иване Васильевиче Семенове я знаю немного. Фронтовик. Коммунист. До войны работал шофером на стареньком бензовозе, развозя горючее. Товарищи о нем говорят тепло: чуткий, отзывчивый человек, активист, общественный инспектор ГАИ, заместитель председателя комитета ДОСААФ. Рассказывали, что здорово знает мотоцикл, на общественных началах подготовил не один десяток водителей. Коечто слышал яо фронтовых делах шофера, а потом разведчика Семенова. Открываю калитку, вхожу в дом, знакомлюсь с Иваном Васильевичем, его женой, прикованной к постели, и сыном Костей. На столе у школьника — целый полигон: впереди танк с красной звездой, несколько танкеток; строй оловянных и пластилиновых солдатиков, за ними, на подоконнике — конница, а командующий всеми этими войсками — в машине. Я застал Костю в тот момент, когда он с одноклассником играл в войну. «Бой» был, что называется, в полном разгаре, — Бьем фашистов... Под Берлином... Вон маршал Жуков... А вот тут я1 — указал Костя на танк с красной звездой. Коренастый, чисто выбритый мужчина, с крупными чертами лица и глубоким шрамом от верхней губы до самого уха, усаживает меня к столу, сам садится напротив, закуривает. — Да, под Берлином, — задумчиво, с едва уловимой болью проговорил он, затягиваясь папиросой и протянув мне руку, спросил: — Чем могу быть полезен? — Хочу написать о вашей судьбе. — Да уж писали... Стоит ли еще? — робкая, застенчивая улыбка'. ...В ту памятную июньскую ночь 41-го года он совершил несколько рейсов в подшефный совхоз «Заря», где машины автоколонны работали на полях. А на рассвете, заскочив домой, услышал страшное слово «война». В гараже состоялся митинг. А через неделю в солдатской шинели Семенов уходил на фронт. — Вот... Возьми! — Аннушка растерянно протянула красноармейскую звездочку, первое, что подвернулось под руку. — Зачем? Там дадут! — удивился он, не понимая, откуда взялась звездочка. — Береги, как память... — молодая жена, точно предчувствуя что-то, настаивала. 8Они тепло и грустно расстались. Как он потом гордился, что был обладателем настоящей красноармейской звездочки. Не у всех тогда такие имелись. Многие его однополчане делали их сами из консервных банок. Разве можно было сравнить их с той, взятой из рук жены! Частенько, сняв пилотку, он вспоминал об Аннушке, о родном доме, о своей автоколонне... Товарищи пробовали выменять звездочку, но Иван был неумолим: — В придачу нож и пачку табаку! — приставал сержант. — Ни за что на свете! — отбивался он. ...В зенитно-артиллерийском полку Семенов, как шофер, снова сел за руль такого же потрепанного ЗИСа, на котором возил бензин. Но теперь война — другие мерки. Пришлось немало повозиться, пока успокоил совесть, убедился, что машина не подведет в бою. Не сразу приспособился возить пушку на прицепе, постоянно чувствуя за спиною огневой расчет. В мае 42-го зенитчики вступили в бой. ...Было это под Харьковом, в тяжелое время. Зенитные орудия били не только по самолетам, нередко отражали натиск вражеских танков и пехоты. Приходилось шоферу Семенову, как и другим водителям, оставлять руль, браться за карабин, отбивать атаки противника. Гитлеровские летчики следили за нашими зенитчиками особо тщательно: злые были на них за сбитые самолеты. Вот и на этот раз вражеский «Юнкерс-88», заметив машину с пушкой, пошел бреющим, полоснув пулеметной очередью. Семенов увидел, как впереди взбугрился фонтан земли. — Ах, гад! — выругался шофер и прибавил «газу». «Юнкере» взмыл, развернулся и опять ударил длинной очередью. Семенов резко затормозил, потом, перескочив кювет, понесся по полю, стараясь перехитрить привязавшегося фашиста. — Жми к кустарнику! — прокричал сержант. Пока самолет делал еще один заход, пушку уже отцепили и закатили в укрытие. А шофер метался с машиной по полю, отвлекая огонь на себя. И тут очередь полоснула сверху по кабине. Полетели брызгами стекла. Резкая боль обожгла лицо. Ослепленный водитель на секунду успел затормозить, и машина, перепрыгнув какую-то яму, завалилась набок и заглохла. Тем временем зенитный расчет, изготовившись к бою, открыл прицельный огонь по стервятнику. Выстрел, другой, третий. И вот за «юнкерсом» потянулся шлейф дыма и огня. Шофера Ивана Семенова, окровавленного, доставили в госпиталь. Вылечившись, он попал в подразделение разведки. ...Ночью пятеро разведчиков пересекли болото и пробрались в тыл врага, залегли на небольшой высотке, поросшей кустарником, и стали наблюдать за близлежащей деревней. Утром увидели, как туда прошло несколько автомобилей. Они рассосредоточились на окраине, один, отделившись от остальных, направился по проселку в сторону высотки, где притаились разведчики. Вот он остановился. Разведчики видели, как трое гитлеровцев вытащили из кузова толстую катушку кабеля и потянули провод к подножью высотки. Сзади солдат вышагивал офицер.Когда фашисты отошли уже довольно далеко, Семенов обратился к своему командиру: — Разрешите обследовать автомобиль. Тихо подполз Иван к машине, забрался в кабину, взял с сиденья полевую сумку, вынул ключ зажигания. И тут один из фашистов, заметив разведчиков, крикнул: «Рус!» В ту же секунду из кустов щелкнули выстрелы. Немцы тоже открыли огонь. Им на подмогу бежали из деревни солдаты. Разведчики перенесли огонь на них. Завязался бой. Много раз противник бросался в атаку и каждый раз откатывался назад. Из-за бугра поднялся офицер и на ломаном русском языке закричал: — Рус, сдавайсь! Семенов, возвращаясь к товарищам, стрелял по фашистам сбоку. Вот он уложил офицера, сразил двух солдат. И тут почувствовал тяжелый удар в голову. Потом на него навалились, скрутили руки и поволокли к машине, возле которой только что был... Его допрашивали на второй день. Он молчал или отвечал односложно: «не знаю», «не помню». Тогда его зверски избили и бросили в сарай. Еще через день отношение вдруг изменилось: его стали хвалить за стойкость и мужество, угощали вином, сигаретами, предлагали еду. Семенов молчал. Взбешенный фашистский офицер подскочил к разведчику, сорвал с пилотки красную звезду и приказал проглотить ее. Семенов стиснул зубы. — Кушайт! — офицер схватил его за волосы, а солдаты за руки. Звезду силой втолкнули в рот. Брызнула кровь. Тут же последовали удары по голове. Задыхаясь он почувствовал колючую боль и холодок металла где-то внутри. Перед глазами поплыли желтые круги. ...Вскоре наша стрелковая часть, окружив деревню, выбила оттуда гитлеровцев. Разведчика нашли в сарае почти без сознания. Медики оказали ему помощь. А вскоре Иван Семенов опять вступил в бой с врагом и снова был ранен. Его доставили в~госпиталь, а оттуда на самолете — в Москву, в институт Склифосовского. Здесь установили, что в грудной части пищевода застряла звезда. Пять часов продолжалась операция. После этого целых два года Ивану Васильевичу пришлось лечиться. Из госпиталя вернулся в родной поселок. Начал трудиться, но уже не водителем, а слесарем. За боевые и трудовые подвиги Родина наградила его орденами и медалями. А извлеченная хирургами красноармейская звезда, та самая звезда, которую Аннушка велела взять с собой в сорок первом, хранится в военно-медицинском музее в Ленинграде. Прощаясь с хозяевами дома, я спросил: — Об автомобиле не скучаете, Иван Васильевич? — С грузовиком пришлось расстаться. Здоровье, знаете, не позволило. А для личных нужд или на линию выехать, помочь работникам ГАИ — тут мой «Запорожец» выручает... Сынишка Костя проводил приятеля и уже спал. Его «войска» плотным рядом стояли на подоконнике. На столе лежала раскрытая книга. И. ГУЩИН