словно нанизаны на один стержень. Они говорили о большой любви к человеку и вере в него. Читая, поражаешься богатству мыслей, настроений, чувств. В них гнев и горе, печаль и раздумье, нежность и вера... Поздним весенним вечером комсорга второго дивизиона сержанта Олейника вызвали в штаб бригады, расположившийся в подвале жилого дома. Ком"андир бригады полковник Гутин был необычно взволнован. Крупными шагами он мерил цементный пол, то и дело поправляя аккуратный пробор на короткой стрижке. За овальным столом над картой-схемой Берлина склонились офицеры штаба и начальник политотдела подполковник Кадышев. Рядом стоял Комах. Увидев друга, Василий широко улыбнулся. Когда полковник заговорил, Олейник понял, что заставило волноваться обычно сдержанного комбрига. — Будем бить прямой, — жестко произнес полковник. — Ни разу еще мы не использовали гаубицу таким образом. А сейчас надо. Иначе много солдат наших положим. Сделав паузу, командир бригады перешел на военный язык и отдал все необходимые распоряжения. В числе других артиллерийских стволов выводилась для удара по рейхстагу 203-миллиметровая гаубица, которую дотянул до Берлина Олейник. К ночи город чуть-чуть притих. Орудийный поезд ожидал сигнала к выступлению. — Весна, — говорил Олейник, жадно вдыхая аромат цветущих вишен и сирени, в которых было укрыто орудие. — Весна для меня всегда будто слита с музыкой, ты не смейся, Петя. Подумай, сколько весен, сколько музыки и любви украдено у людей!.. 'И тут раздалась команда. Орудия выходили на штурм. Мост через Шпрее преодолевали осторожно. Артиллерийский расчет — перебежками. Командир батареи капитан Веремеенко сел в кабину тягача рядом с водителем. Справа и слева рвались снаряды. Свистели осколки. Вдребезги разлетелось смотровое стекло. Олейник инстинктивно подался назад, комбат прикрыл лицо руками. Переехав мост и маневрируя между разрывами, Олейник подтащил орудие к огневой позиции, где стоял лейтенант с флажком. — Комбат ранен! — остановив трактор, крикнул он. За ближайшим домом, где остановился трактор-тягач, раненого капитана перенесли в укрытие. Серая громада рейхстага едва вырисовывалась в оранжевом рассвете. Жерло орудия было направлено туда. — К бою! — скомандовал лейтенант Попов, заменивший комбата. Но и он тут же упал, сраженный осколком разорвавшегося вблизи снаряда. — К орудию! — закричал сержант Олейник. — Зарядить! — Зарядить! — повторил командир орудия. — Огонь! Ухнул выстрел, сотрясая все вокруг. Многопудовый снаряд пробил стенурейхстага, В ответ раздался залп фашистских орудий. Вокруг летели камни, комья земли, куски асфальта. Стояли столбы дыма и огня. Командир гаубицы и заряжающий были скошены наповал. — Зарядить! — опять закричал Олейник, но уже неизвестно кому. Видно, он командовал сам себе, надеясь успеть сделать еще выстрел раньше, чем здесь снова разорвутся снаряды врага. Только успеть... Позади ободряюще загремели залпы. Василий узнал голос орудий бригады, прикрывавших гаубицу. — Огонь! — неистово кричал Олейник и сам заряжал орудие. Выстрел! Вокруг плыла земля, орудие заволокло удушливым дымом. Снова загремели залпы бригады, и мгновенно прервался огонь врага. Прижавшись к холодной земле, оглушенный разрывами, Василий искал в небе ракеты. Серию ракет, означавших начало штурма. Но их не было. Сердце тоскливо сжалось. Только теперь он почувствовал острую боль в боку. Ныла окровавленная рука. «А ракет все нет и нет. Значит, нужен еще один выстрел». Лоборов слабость, Василий напрягся ис трудом ухватился за ручку подъемного механизма. И тут услышал родной голос: — Вася, жив? Из дыма вынырнула массивная фигура Петра Комаха. — Скорее, сюда, — позвал друга Василий. Подбежали еще солдаты. Бетонобойный снаряд со звоном вошел в казенник. Василий навел орудие на цель и взмахнул рукой. Петр с силой дернул за шнур. Из ствола с оглушающим грохотом вырвалось пламя. Василий не видел новую дыру в стене рейхстага, он смотрел в небо, где, рассыпаясь, падали белые огоньки, похожие на лепестки вишни, которые он недавно держал в руках... — Вася, штурм1 — закричал Комах. Не отрывая взгляда от ракет, Василий сползал с лафета на землю. На востоке всходило солнце. Комах склонился над телом друга. В широко раскрытых его глазах застыло весеннее голубое небо... Последняя запись в блокноте Олейника: «Ночью выходим на штурм. Конец войне. Ура! Много мыслей, потом запишу. Пора...» Их хоронили в тенистых аллеях Трептов-парка. Музыка провожала сержанта Василия Олейника, комсомольца, солдата, и его товарищей в последний путь. — Тогда, в Берлине, — сказал мне Комах, — я решил: буду строить дома, о которых мечтал Василий. За окном угас день, и запоздалый луч осветил лицо Петра. Мы оба молчали. Я думал о советском воине-освободителе, мечом повергшем фашистскую свастику. И мне казалось, что в лице советского солдата, прижавшего к груди маленькую немецкую девочку, запечатлены и знакомые мне черты голубоглазого паренька из Часов-Яра. Алексей ВЫСОЦКИЙБорис СЛУЦКИЙ«Счастливого пути!»Среди многих лозунгов века — лозунг вечности на пути, Человеку крик человека: «Счастливого пути!» Прочитав эту надпись с утра, С благодарностью самой живою, Машут радостно головою Проезжающие шофера. Сколько пробовать мы ни будем, Лучшего все равно не найти Пожелания едущим людям, Чем «Счастливого пути!»ТаксистыГлухою ночью таксисты, Пригнав машины в парк, Сбиваются в четверки, Скидываются на такси. Или же просят товарища: — Пожалуйста, отвези. И товарищ развозит Их по всей Москве. Все знаки, все сигналы И светофоры все Для них ничего не значат, Они ведь не за рулем. Все знаки, все сигналы И светофоры все В глазах у них не пляшут, А танцуют в уме. Дети перебегают переулок — в уме, И больницы просят Под окнами не шуметь. И «кирпичи» преграждают Улицы — в уме, И горят светофоры, Не угасают — в уме. Все шоссе проходят Сквозь шоферские мозги, И ни одно не обходит Шоферского ума. Мчатся в такси таксисты, А кругом ни зги. Это перед рассветом Гуще становится тьма.Любовь к механизмамСнова зиук жестяной за стеной, Жестяной, металлический, резкий, То тягучий, то вновь составной — Словно гнут и тиранят железки. Не уйти от народной любви К машинерии всякой, к моторам, К тем умельцам, потребны которым Хоть пол-литра бензина в крови. К бесконечным почти интересам Приобщаюсь конечной душой. Я не винтик. Я слишком большой. Винт! Нарезан я тем же нарезом.ОБ АВТОРЕ Борис Слуцкий — воспитанник литературного института. Участник Великой Отечественной войны: разведчик, политработник. На фронте был принят в партию. Награжден орденами Отечественной войны Iи II степени. Красной Звезды, болгарским орденом «За храбрость». Стихи Бориса Слуцкого публикуются в газетах, журналах, отдельными изданиями. 5