Именно здесь, на шоссе Могилев – Бобруйск, возле деревеньки Буйничи, стоял 388‑й стрелковый полк, оборонявший Могилев в июне 1941‑го. Солдаты полковника Кутепова уничтожили за день 39 немецких танков и оказались в окружении: соседи слева и справа не выдержали напора врага. И здесь же в 1979 году согласно завещанию был развеян прах Константина Михайловича Симонова – в 1941‑м военного корреспондента, человека, который одним из первых рассказал правду о первых неделях войны в своих дневниках и созданном потом на их основе романе «Живые и мертвые». А сегодня Буйничское поле – главная цель нашего путешествия по памяти, в которое мы пустились на
.
«НО НА ЭМКЕ ДРАНОЙ»
Наша «эмка» совсем не такая, как писал в «Корреспондентской застольной» Симонов (кстати, во время войны журналисты пели ее на мотив «Мурки»). Наоборот – машина блестит на весеннем солнце черной краской и хромом как новая. А двигатель здесь более поздний и мощнее родного. На родном ведь в дальний пробег не поедешь. Не ровён час придется в дороге менять баббитовые вкладыши.
Замена двигателя на такой машине – как аортокоронарное шунтирование или пересадка сердца: работает совсем по-другому, но личности-то не меняет. Да и дороги по России и Белоруссии мы старались выбирать именно те, которые поминал в военных дневниках и знаменитом романе журналист, поэт и писатель.
Уже 27 июня 1941 года 7‑я танковая армия вермахта перерезала трассу Минск – Москва в районе Смолевичей, примерно в 40 километрах от столицы Белоруссии. Еще через три дня, 30 июня, журналисты выехали из Могилева, где размещалась редакция фронтовой газеты, в Бобруйск. Они еще не знали, что уже 28‑го немцы заняли городок и готовились переправиться через Березину.
Где-то здесь, в километре от Бобруйска, автомобиль журналистов остановили наши солдаты. Немецкие танки были уже примерно в 400 метрах от этого места. Развернувшись в сторону Могилева и отъехав всего пару километров, корреспонденты увидели, как «мессеры» безнаказанно расстреливали наши тяжелые медленные бомбардировщики ТБ‑3, атаковавшие мост через Березину без прикрытия истребителей, чтобы хоть на несколько часов задержать наступление немцев.
В 1941 году фронтовые корреспонденты следили за небом постоянно. Им не раз приходилось покидать машину и прятаться в лесу, а иногда и загонять туда автомобиль. Поначалу они ездили на обычной полуторке, потом редакция выделила пикап, очевидно –
ГАЗ-М415, а уже после появилась более комфортабельная «эмка».
Сидящим спереди в «эмке», особенно водителю, по современным меркам, мягко говоря, очень тесно. Но в те времена автомобиль с закрытым кузовом и мягкими диванами, пусть без печки и лишь с одним – со стороны шофера – пневматическим стеклоочистителем, казался верхом комфортности и быстроходности. От заднего дивана до переднего такое расстояние, что впору возить не корреспондентов, а генералов. Да и ход у «эмки» несравненно мягче, чем у полуторки.
А нам ныть об уставшей спине и затекших ногах и вовсе стыдно! Коли уж поехали
дорогами 1941 года, обязаны испытать хотя бы самую мизерную часть того, что для наших коллег было обычным делом.
Как там у Симонова? «От ветров и водки хрипли наши глотки». Думаю, еще и от разговоров в пути. Даже на скорости 70 км/ч мы в «эмочке» говорим на повышенных тонах. Спереди, за тонкой стенкой, рычит мотор, соревнуясь в силе голоса со встречным ветром.
Симонов с усмешкой вспоминал редакционного
водителя, который почему-то считал, что на запад ехать опаснее, чем на восток. Пока двигались к фронту, шофер держал скорость всего около 20 км/ч, почти все время ехал с приоткрытой дверцей и поглядывал в небо, опасаясь немецких самолетов. А возвращаясь, он успокаивался и выжимал из машины «чуть ли не 80 км/ч». Для «эмки» такая скорость и нынче, даже на приличных дорогах, – крейсерская. И то если у шофера есть опыт вождения
подобных автомобилей. Узкие шины и специфическое рулевое скучать не дают. А уж быстрая езда по разбитому асфальту и проселкам и вовсе требует выдержки и даже некоторой смелости. Я не еду на «эмке», я работаю водителем ГАЗ-М1! Чтобы держать машину на дороге в пределах приличий, нужно умело действовать рулем. Задачу заметно усложняет сильный боковой ветер.
А что касается опасности атак с воздуха, то изобретательные журналисты уже в 1941 году придумали оригинальный «тюнинг» своей «эмки». Дерматиновую середину крыши вырезали, а вместо нее приспособили скатывающийся брезент. Машина превратилась в кабриолет, и следить за самолетами стало удобнее. Одновременно «эмку» покрасили, как писал Симонов, «зеленым леопардом». Куда бы ни приезжали журналисты, их автомобиль привлекал всеобщее внимание.
«НАМ ТАНКОВ НЕ ДАВАЛИ»
Ночевали наши коллеги летом 1941 года зачастую прямо у автомобиля в лесу. Ездить по ночам было очень сложно: фары-то под запретом из соображений светомаскировки. «В лесу было темно, – вспоминал Симонов, – и я шел перед машиной, чтобы не дать ей врезаться в дерево».
Мы-то
фары включали… Свет их впору сравнить с лучиком фонарика, причем не самого мощного. Если это и преувеличение, то очень небольшое. Поэтому мы, признаюсь, тоже старались избегать езды в темноте. Зато проходимость у ГАЗ-М1 очень неплохая! Дорожный просвет огромный, тяга на низах приличная. А если что, добавим мускульную силу пассажиров!
30 июня 1941 года фронтовая редакция переехала из Могилева на 200 км восточнее – в Смоленск. А скоро штаб фронта и вовсе перевели из Смоленска в Вязьму. Даже тогда этот город, писал Симонов, воспринимали как уже очень близкий к Москве… Журналисты возвращались в тыл, как правило, на сутки, сдавали материал и вновь ехали на запад по дорогам России и Белоруссии. Они видели бесконечный поток беженцев и пустую, оставленную жителями Оршу с горящей после бомбежки железнодорожной станцией, попали под Чаусами – это примерно в 50 километрах от Могилева – под обстрел и, развернув «эмку», успели уйти от полутора десятков немецких танков
Дорогу Могилев – Пропойск немцы перерезали уже 12 июля. Через две недели, очередной раз возвращаясь в редакцию, журналисты проехали через Дорогобуж, который уже через сутки превратился в груду развалин с несколькими торчащими из них трубами.
Впереди были Вяземское окружение, сражение за Ельню, ставшую 6 сентября 1941 года первым отбитым у немцев городом, битва за Москву и долгий, тяжелый путь на запад. В общем, как писал Симонов в «Живых и мертвых», впереди была еще целая война.
«ОТ МОСКВЫ ДО БРЕСТА»
По асфальтовым дорогам сияющая на ярком солнце «эмочка» катит пусть и не очень быстро, зато уверенно и гордо. В Белоруссии и России много неброских сельских обелисков и больших, заметных памятников павшим в ту страшную, окончившуюся 70 лет назад войну. Возле нескольких мы постояли. На шоссе наша крейсерская скорость – 70–80 км/ч. Разумеется, если под узенькими шинами сухой асфальт
Настоящие окопы, пусть и ставшие за семь десятилетий менее глубокими, в Белоруссии обнаружить совсем не сложно. Один только полк Кутепова, названного в романе «Живые и мертвые» комбригом Серпилиным, нарыл их в районе деревни Буйничи километров двадцать. Сегодня на том месте мемориал. Мы отъехали на несколько километров в сторону и на опушке леса без труда нашли реальные следы той войны.
Здесь и постояли возле «эмки», молча помянув тех, кто не вернулся с той войны, и тех, кто не дожил до этого 70‑летнего юбилея Победы. И конечно же, поздравили ветеранов, которые, к счастью, и сегодня с нами. В общем, поклонились всем живым и мертвым.
Редакция благодарит Евгения Магакова за предоставленный автомобиль и помощь в подготовке материала.
Наши ветераны
Марк Григорьевич Тилевич, ветеран Великой Отечественный, дважды бежал из плена. После второго побега стал узником лагеря Заксенхаузен, освобожден 2 мая 1945‑го. В редакции журнала «За рулем» – с 1959 года. – Я старше «эмки» аж на четырнадцать лет. Помню, как такие машины появились в Москве. Они были, в частности, у некоторых коллег отца – руководителей издательства «Правда». Конечно, служебные. Мне иногда доводилось прокатиться на «эмке». В то время каждая поездка на любом автомобиле была для меня праздником, а новая советская машина вызывала искренний восторг! «Эмочка» казалась тогда самой уютной и комфортной. Спасибо, что напомнили о ней.