трех санитарных машинах поехали врач и фельдшера. Через несколько дней принес нам Железняков ярко-рыжие матросские сапоги, трофейные казачьи папахи, револьверы и карабины. — Машины ваши для нас все равно, что пулеметы, — сказал он, — пропали бы мы без них. Нелегко пришлось в эти дни шоферам-красногвардейцам. В тяжелых условиях бездорожья одна за другой выходили из строя машины. Для их ремонта требовались запасные части, инструмент. Вместе с несколькими шоферами я выехал в Харьков.— Нужно помочь. Дать все, что нужно... Когда вышли, спрашиваю Бурдукова: — В насмешку что-ли говорил Муралов, будто сам — шофер. — Нет, — отвечает, — он в самом деле шофер, из второй Московской автомобильной роты. Член Московского Совета, большевик, активный участник Октябрьского переворота... День и ночь отгружали мы Ховрину и Желеэнякову винтовки и пулеметы, телефоны и кабель, глицерин и машинное масло, обмундирование, одеяла, консервы и многое, многое другое.Партия подняла весь народ против белогвардейцев. Лодошел-на Украину с юга отряд матросов-черноморцев, из Петрограда — моряки с орудиями, Тула прислала бронепоезд, Харьков — рабочих и шахтеров. Теперь наш первый Ленинский матросский отряд не был одинокподнялись вокруг него по всей Украине новые красногвардейские и партизанские отряды. Борьбу их с белогвардейщиной объединял организованный партией штаб тов. Антонова-Овсеенко. Вместе с этими отрядами на грузовых, санитарных, броневых машинах воевали и мы — шоферы-красногвардейцы.РЕКВИЗИЦИЯНа следующий день на главной улице Харькова — Сумской вооруженные винтовками — кто в шинели, кто в полушубке — с нарукавными повязками «Ревком'итет» шоферы напряженно оглядывали проезжавшие машины. Вот эта как будто подходящая. Один из шоферов поднял руку с карабином. Черный многоместный лимузин «Рено» остановился. — Чья 'машина? — Купеческого банка. — Военно-революционным комитетом машина реквизируется для Красной гвардии. Под возмущенные протесты директора банка красногвардеец садится впереди и указывает шоферу, куда ехать. За ней последовал автомобиль «Бенц» владельца фабрики, другие машины заводчиков и местной буржуазии. В горсовете матрос выдавал немногословные расписки. вид его с перекрещенными на груди пулеметными лентами ,и красногвардейцев с винтовками действовал на владельцев машин умиротворяюще.О ЧЕМ РАССКАЗАЛ ЯКОВ ГРИГОРЬЕВИЧЧУ КОМАНДУЮЩЕГОБой принял позиционный характер. Не хватало людей, оружия. Ховрин и Железняков запросили телеграфно помощи Балтийского и Черноморского флотов. Одновременно в Москву и Харьков были отправлены делегации. Вместе с делегацией я выехал в Москву. С тревожным чувством подходили мы к штабу Московского военного округа на Пречистенке: шли как-никак на прием к командующему. В настежь раскрытые парадные двери, по чугунной широкой лестнице вверх, вниз—• поток военных: шинели, полушубки, бушлаты, у кого шашка, у кого револьвер. Но вот и дверь с надписью: «Командующий». Комната небольшая. Телефон. За столом человек. Черная борода, черные волосы, колючие черные глаза. Одет в солдатскую гимнастерку. Муралов. Я представился. — Подожди, подожди, — командующий встал, протянул руку, — сразу видно царскую 'Муштру. Кем служил? Шофером! Значит, свой брат! Был я тоже шофером, только вот партия назначила сюда... Рассказывай. Сели, взволнованно рассказываю, а у самого в мыслях: «Смеется, должно быть, над нами. Как может быть шофер командующим округом?». Выслушав, Муралов вызвал начальников служб. Вошел Бурдуков—начальник штаба. С ним несколько военных. Все в солдатских гимнастеркак. 1*астенько заглядывает во 2-й автобусный парк старый Московский шофер Яков Григорьевич Курочкин; что-то подскажет, кое-кого поправит. А в обед или после смены собираются вокруг него молодые водители, и Яков Григорьевич не торопясь рассказывает им о своей жизни. И нехитрый, кажется, рассказ, а не оторвешь ребят, слушают запойно. В чем же сила слова старого шофера? В его бесхитростной правде да в том, что он живой свидетель тех перемен, что произошли у нас в стране за сорок два года. ...Яков Григорьевич—из крестьян Тульской губернии. С одиннадцати лет батрачил у помещика поденно и повременно. С трудом окончил три класса церковно-приходской школы. Тяжела была жизнь. В 1909 году выехал Курочкин из деревни, решил поискать счастья в городе. Встретила его тогдашняя Москва неприветливо. Кривые улицы с приземистыми домиками ' частных домовладельцев, булыжные мостовые, по которым с грохотом проезжали повозки ломовых извозчиков и проносились лихие кучера на «легковом лошадином транспорте». Деревенского паренька приняли подручным мастерового патронного завода. Здесь Курочкин получил первую рабочую закалку. Но работать пришлось недолго. Уволил заводчик Якова. И поехал он на юг. Работал там помощником кочегара, и кочегаром, и помощником машиниста парохода. В 1912 году двадцати лет приехал Яков Григорьевич в Москву. С трудом устроился слесарем в автомастерскую. В то время на курсах шоферов за учебу брали 150 рублей, а зарплату получал Курочкин всего 10 рублей. Но добился парень своего. Недоедал, недосыпал, а выучился и получил от Московской городской управы свидетельство на управление автоматическим экипажем системы «Климанъ Баяръ». — В самые большие праздники, — рассказывает Яков Григорьевич: — на пасху и рождество нам, шоферам, доставалось крепко. Рабочий день длился <утками: хозяева ехали то к заутрене, то к обедне, то в гости, то в монастырь. Да ив обычные дни было не лучше... Наступил 1917 год. Весной шоферы организовали свой профсоюз, установили 8-часовой рабочий день. Грянула революция, а с ней пришлаи свобода, о которой мечтали люди труда. Шофера Якова Курочкина посылают учиться на рабфак. Окончив его, Яков Григорьевич поступает в институт. Но годы и здоровье уже были не те. Болезнь вынудила его оставить учебу. В двадцатых годах Курочкин работает в гараже Высшего Совета Народного Хозяйства. Здесь, вспоминает он, пришлось мне работать вместе с Иваном Алексеевичем Лихачевым, который впоследствии стал директором самого крупного в стране автомобильного завода. Классный это был шофер и отличный товарищ. С чем к нему ни приди, подскажет, поможет, но ошибок не прощал, был крут и справедлив. На глазах Якова Григорьевича развивалась наша автомобильная промышленность. Все новые и новые модели машин сходили с конвейеров автомобильных заводов. И сидя за рулем автомобиля, Курочкин чувствовал, что с каждым годом совершенствуются машины, увеличивается их мощность, легче становится труд шофера. В грозные дни Великой Отечественной войны работал Яков Григорьевич шофером в одном из гаражей Ногинска. Курочкин рвался на фронт, но ему не разрешили — болен. Тогда с еще большей энергией ушел он в работу. Его санитарный автобус за все годы войны не имел ни одной поломки. В стужу, жару, непогоду натруженные руки водителя твердо сжимали рулевое колесо. Бережно шел по дорогам Подмосковья зеленый автобус с красным крестом. 47 лет водил машину шофер Яков Григорьевич Курочкин. Свидетельство Московской городской управы на право управления автомобилем передал старый шофер комсомольцам. Сейчас он на пенсии. У него четверо детей. Старшая дочь уже сама бабушка, две другие закончили институты, работают в школах, сын, отслужив в армии, трудится на заводе, думает поступить в институт. Вот она, нехитрая трудная жизнь рядового шофера. Всмотришься в нее, вдумаешься, и встает за ней судьба наших отцов, нелегкая судьба людей, окрыленных мечтой о большом человеческом счастье. Н. ОРЛОВ, секретарь комитета ВЛКСМ 2-го автобусного парка.3